«Давайте вспомним про войну»

То футбольное поле
Пулеметы косили.
Было символом боли,
Стало символом силы!

Так о легендарном матче 2 мая 1943 года писал поэт Олег Дмитриев. Правда, тот клочок земли, на котором практически сразу после знаменитого Сталинградского сражения сошлись две команды, московский «Спартак» и местное «Динамо», футбольным полем язык с трудом поворачивается.

Два основных стадиона в городе, «Трактор» и «Динамо», были практически полностью разрушены. Что-то похожее на арену удалось найти только на окраине города - заводской стадион «Азот». Чтобы провести здесь игру сотни добровольцев восстанавливали трибуны, отгоняли военную технику, занявшую то место, где раньше был зеленый газон, ровняли поле, закапывали воронки от разорвавшихся артиллерийских снарядов.

...Из вратарской площадки носком
Пустотелую гильзу откинув,
Наблюдал за своим «Спартаком»
Знаменитый голкипер Акимов.

Так описывал происходящее все тот же поэт Дмитриев, посвятивший матчу большое стихотворение. Та игра вообще вошла в историю. Матч в разрушенном Сталинграде вызвал небывалый ажиотаж. Волна докатилась даже до Лондона, где местная пресса, обычно со свойственным родоначальникам футбола снобизмом смотревшая на отечественных мастеров, удивлялась мужеству участников спортивного праздника…

«Если русские в Сталинграде играют в футбол, значит они уверены, что все будет в порядке», - написала чуть позже главная английская газета Times.

И ведь на поле вышли не просто любители. С одной стороны играла команда лучших мастеров в стране, которая даже на время боевых действий не бросала спорта - обладатели кубка и чемпионы, московский «Спартак». Но кем были их соперники, представлявшие город, который сравняли с землей? То был сплав из лучших футболистов покоившегося под руинами Сталинграда - те, кто выжил и был в силах бить по мячу.

«Это похоже на чудо, но такой матч действительно состоялся. Честно говоря, мы не ожидали встретить в лице наскоро сколоченной команды серьезных соперников. И жестоко ошиблись. Вчерашние фронтовики, а в прошлом опытные мастера Ермасов, Беликов, Шляпин, Плонский, Колосов смогли организовать надежную оборону своих ворот, а моментами остро контратаковали. Во время одной из таких атак Шляпин красивым продольным пасом вывел в нашу штрафную Моисеева. Последовал сильнейший удар. Мяч шел в правый верхний угол. Я попробовал достать его, но не смог», - вспоминал ту игру легендарный вратарь «Спартака» Анатолий Акимов.

Так та встреча и завершилась - победой местной командой над сильнейшими футболистами страны со счетом 1:0. Да и глупо было бы надеяться, что герои, отстоявшие свой город, не справятся с такой плевой задачей, как не пустить кожаный мяч в свои ворота.

Победу ликованием встретили более 10 тысяч человек, которые пришли поболеть за своих. Раненые, изможденные войной, убитые горем, познавшие горечь лишения жители Сталинграда светились от счастья и плакали от радости, когда их команда забивала гол - мир возвращался на многострадальную землю.

Тот стадион был рассчитан максимум на 3 тысячи человек, но вместил в три с половиной раза больше - вот что значила игра для наших соотечественников.

Не было в той встрече проигравших. Несмотря на счет на поле, как и на трибунах, были одни победители. Пока одни забивали гол, а вторые его пропускали, выигрывали и проигрывали не команды. Выигрывал спорт, а проигрывала война.

Физкультура и спорт, 2020, № 9

Рубрика «Давайте вспомним про войну»

«Давайте вспомним про войну»

На войне, как и в мирной жизни, есть профессии «громкие», которые у всех на устах, и есть профессии «тихие», обойденные вниманием писателей и кинематографистов. Одной из таких профессий стала служба военного переводчика. Их насчитывалось на фронтах чрезвычайно мало: один на дивизию, в редких случаях - один на полк. Но без этих людей, владеющих языком противника, умеющих свободно ориентироваться в трофейной документации, вылавливать из эфира нужные сведения, трудно было подготовить и провести бой.

1 февраля 1940 г. совместным приказом наркоматов обороны и просвещения в Москве учредили Военный факультет при Втором Московском государственном педагогическом институте иностранных языков (МГПИИЯ) с задачей подготовки военных преподавателей английского, немецкого и французского языков.

7 февраля состоялось торжественное открытие первого в стране языкового военно-педагогического факультета. 8 февраля 1940 года начались занятия. Военфак возглавил генерал-майор Николай Николаевич Биязи. Потомок итальянских переселенцев, он в молодости учился в театральном училище, выступал на сцене, в годы первой мировой войны стал Георгиевским кавалером. Прекрасный лингвист и одареннейший человек, Н.Биязи владел четырнадцатью иностранными языками.

Сразу после начала войны факультет перешел на ускоренную подготовку переводчиков. Вскоре в Москву стали поступать первые захваченные на фронте вражеские документы. На факультете было срочно создано бюро перевода трофейных материалов. Несмотря на чрезвычайно напряженную учебную работу, преподавательский состав и слушатели старших курсов в течении первых месяцев войны перевели и обработали для Генерального штаба большое количество поступавших с фронта документов, работая иногда целыми сутками и неделями.

В октябре 1941 г. последовал приказ НКО ССССР об эвакуации Военного факультета в город Ставрополь-на Волге. Переезд проходил очень организованно, слушатели проявили высокую дисциплированность. Факультет сумел захватить с собой, в основном, всю учебную базу, оборудование учебных кабинетов и многое другое.

Прибыв в Ставрополь, Военный факультет столкнулся с дополнительными трудностями. Необходимо было разместить личный состав, оборудовать и заново построить аудитории, оснастить учебные и специальные кабинеты, создать минимум бытовых условий. Было невероятно трудно.

Вот как об этом вспоминает Н.Н. Биязи: «После нескольких дней плавания, мы прибыли в Ставрополь. Нам отвели помещение кумысолечебницы «Лесное». Слушатели разместились быстро. Помещений не хватало. Достаточно сказать, что в комнате отдыха на втором этаже мы умудрились втиснуть 40 коек для слушательниц. Не лучше было и в других помещениях, но мы оставили свободными клуб со зрительным залом, в котором читались лекции, а по вечерам шли репетиции и давались на иностранных языках концерты самодеятельности. Краткосрочные курсы разместили в самом Ставрополе, в пустующем здании школы. Слушатели перешли на самообслуживание. Они отправились заготавливать дрова… Вскоре жизнь вошла в свою колею, начались регулярные занятия по 10 часов в день».

Рассказывает Нина Арзуманова, заведующая кафедрой европейских языков: «Работать приходилось много, занимались в три смены. Уставали страшно. Но не унывали – очень интересно учить, передавать знания. После занятий, поздно вечером, готовились к следующему дню. Сидели все вместе за одним столом и боялись засмеяться, чтобы не погасить коптилку. Свет давали только в главное здание, да и то иногда выключали. Тогда в темноте, чтобы не видели курсанты, залезали с ногами на стол, чтобы согреться и рассказывали по-немецки все, что знали, читали и видели.
Зима выдалась очень холодная. Мерзли страшно. На комнату получали на дрова сырое бревно. Есть хотелось всегда. Хлеб (400 г. в день) съедали быстро, зимой его замерзший приходилось рубить топором. Ели чаще всего горох и пшенку. Выручали семечки. Летом даже за малиной в лес бегали. Только ляжешь спать - тревога. Быстро одеваешься и бежишь на построение. Первое время некоторые девчата надевали сапоги на босую ногу, - от начальства попадало. Какой большой радостью были письма. Писали нам много ученики с фронта. Почтальон привозил письма в мешке и выкрикивал фамилии счастливцев. Чего только не было в этих фронтовых треугольниках - и стихи, и даже объяснения в любви. А какие вечера самодеятельности закатывали. В общем, жили одной дружной семьей».

Всего за годы войны институт подготовил более четырех тысяч специалистов. Они воевали на всех фронтах, вместе со всеми переносили тяготы жизни в партизанских отрядах и десантах. Много переводчиков трудилось при штабах. Переводчик штаба Донского фронта Л. Безыменский допрашивал фельдмаршала Паулюса, переводчик маршала Жукова А. Мицкевич работал при подписании акта о капитуляции Германии. В. Кожемякин помогал первому коменданту Берлина генералу Н. Берзарину. Этот список очень большой. В воинских частях переводчики числились в составе разведотделов и выполняли огромный объем работы. Некоторые переходили на оперативную работу и получали командировки в глубокий тыл противника. Иногда такие командировки длились по многу лет. У всех по-разному сложилась послевоенная судьба, но они гордились, что защищали Родину.

(Ставрополь: фронт и судьбы : сборник очерков. – Тольятти, 2004.- 183 с.)

Рубрика «Давайте вспомним про войну»

«Давайте вспомним про войну»

Годы Великой Отечественной стали переломным этапом в судьбе Русской православной церкви. Начиная с 1941-го, после долгих лет гонений, произошло радикальное изменение ее положения. В городах и селах начали открываться храмы. Например, в Ставрополе в 1944 году открылся Троицкий собор.

Троицкий собор, построенный в 1738 году, стал одним из самых первых зданий города. Именно в Троицкий храм была передана древняя икона Казанской Божией Матери, которая 300 лет хранилась в семье отставного полковника Сошальского. В храме находился золотой крест, внутри которого были частички мощей Святых Андрея Первозванного, бессребреников Космы и Дамиана, Георгия Победоносца и других.

В 1930 году с Троицкого собора сняли все колокола, а 15 ноября 1936 года храм был закрыт. В нем было устроено зернохранилище. В 1939 году церковный совет от имени 500 верующих города обратился с просьбой отменить решение, но получил отказ.

Для открытия Троицкого собора в Ставрополе в конце 1943 года была создана инициативная группа верующих. Люди неоднократно писали письма уполномоченному Совета по делам Русской православной церкви в Куйбышеве.

«Согласовав ставропольский вопрос с облисполкомом, уполномоченный направил все документы в Москву. Там, в Совете по делам РПЦ, было вынесено предварительное положительное решение. Но лишь после того, как оно было одобрено СНК СССР, церковь в Ставрополе разрешили открыть. Произошло это 23 октября 1944 года» (из книги «История Ставрополя - Тольятти»).

Сразу после открытия в 1944 году церковные службы велись не в самом Троицком соборе, а в построенной при нем колокольне. Настоятелем возвращенной верующим церкви стал священник Александр Стефанович Красавцев.

Прихожане Ставропольского храма сдали в годы войны и первые послевоенные годы на нужды фронта и на помощь семьям фронтовиков десятки тысяч рублей. А всего за четыре военных года верующие Куйбышевской области внесли в Фонд обороны страны 12 миллионов рублей.

Газета «Волжская коммуна», 2015, 8 мая.

Рубрика «Давайте вспомним про войну»

«Давайте вспомним про войну»

Куйбышевская область оказалась единственной в стране, где нефтяная промышленность за годы Великой Отечественной войны не снизила добычу нефти, а увеличила её. В 1943 г. нефтяники Куйбышева открыли и ввели в эксплуатацию новые нефтяные и газовые месторождения, построили первый в СССР дальний газопровод.

В военные годы на территории области геологами было открыто 8 новых месторождений. В числе открытий военных лет значатся такие жемчужины будущего нефтяного ожерелья Самары, как Заборовское, Губинское, Зольненское, Ново-Аманакское, Сосновское и Яблоневское.

Но самым значительным, поистине поворотным пунктом в истории развития нефтяной промышленности не только Куйбышевской области, но и всего Урало-Волжского региона и страны в целом стало открытие девонской нефти на месторождении Яблоневый Овраг в Жигулёвских горах.

Подвигом был и труд буровиков. Создавались новые промыслы, возрастал фонд скважин. К концу войны их насчитывалось более 450. Профессионалов нефтепромыслового дела не хватало, не говоря уже о бригадах по добыче нефти и газа, сборных пунктах нефти и товарных парках. Даже в бригадах подземного ремонта скважин работали преимущественно женщины и подростки. Именно им, совсем ещё юным, недоучившимся, полуголодным и плохо одетым труженикам тыла, суждено было стать первым поколением куйбышевских нефтяников. После войны они освоят высокопроизводительную технику и будут добывать ежегодно в 10 раз больше нефти, чем за все годы войны. А тогда... А тогда они просто не щадили себя, чтобы добыть лишнюю тонну «чёрного золота».

Чтобы не допустить падения добычи, нефтяники торопились доставить на очередную скважину станок-качалку. Разумеется, его устанавливали вручную. Более того, эти деревянные станки-качалки они мастерили своими силами. Военные зимы выдались морозными, с буранами и метелями. Приводы, станки-качалки, сборные пункты заваливало снегом, и нефтяники, которые несколько километров по бездорожью добирались до нефтепромыслов, почти ежедневно обходили всю огромную территорию, откапывая из-под снега оборудование. Не легче было и весной. Паводковые воды заливали электродвигатели станков-качалок, и их приходилось приподнимать над землей, чтобы не допустить простоев и осложнений.

В 1941-1944 гг. в тяжелейших условиях пересечённого рельефа Жигулёвских гор были проложены сотни километров нефтепроводов, построены десятки промысловых объектов, а также огромный нефтеперерабатывающий завод в Сызрани.

Усилиями нефтяников Куйбышевской области, рабочих и инженерно-технических работников, прибывших в Поволжье с эвакуированными предприятиями с юга и из западных областей СССР, отраслевых, партийных и советских руководителей в 1945 г. Куйбышевский нефтяной комбинат занял второе место по нефтедобыче в России.

«Аргументы и факты», 2015, 29 апр. (N 18)
«Свежая газета. Культура», 2020, 27 августа, (N 15/16)

Рубрика «Давайте вспомним про войну»

«Давайте вспомним про войну»

Время с 22 июля 1941 по 29 марта 1942 г. было наиболее драматичным периодом в истории Московского Кремля во время Великой Отечественной войны. Кремль за эти месяцы пережил восемь бомбардировок.

26 июня 1941 начальник управления коменданта Московского Кремля (УКМК) НКВД генерал-майор Н.К. Спиридонов представил наркому внутренних дел СССР Л.П. Берии записку, где предлагал безотлагательно приступить к маскировке Кремля и прилегающих к нему территорий. План маскировки Московского Кремля предусматривал два варианта действий.

Первый вариант маскировки - плоскостная имитация - предусматривал в основном перекраску крыш и открытых фасадов всех кремлевских зданий и стен для создания на них перспективного вида городских зданий, что стало немедленно реализовываться. Погасили кремлевские звезды, а через некоторое время и вовсе закрыли их деревянными щитами. С позолоченных куполов сняли кресты. Кроме того, была проведена имитационная окраска и присыпка городских кварталов, Манежной и Красной площадей, района Васильевского спуска и Ивановской площади в Кремле.
Второй вариант маскировки Кремля предусматривал объемную имитацию - строились ложные городские кварталы с комбинацией различных макетов. Над Мавзолеем тоже был поставлен макет городского здания. Часть Тайницкого сада и трибуны Мавзолея перекрывались подвешенными полотнищами, раскрашенными под крыши обычных домов.

Б. Иофан. Проект маскировки Троицкой башни, зданий и стен Кремля со стороны Александровского сада.
Калька, гуашь.

И плоскостная имитация, и объемное декорирование были одинаково действенны и в ночных, и в дневных условиях для бесснежного периода. Но от объемного макетирования было больше эффекта благодаря естественным теням и видимости фасадов зданий.

Вскоре разрушения и потери от налетов немецкой авиации стали реальностью, о чем красноречиво говорят данные специальных донесений.

Первая бомбардировка Кремля произошла в ночь с 21 на 22 июля 1941 г. Одна из фугасных бомб весом 250 кг, начиненная аммоналом, попала в Большой Кремлевский дворец, пробив крышу и потолочное перекрытие Георгиевского зала. Однако случилось чудо - бомба не взорвалась. Дойдя до пола зала, она развалилась, образовав бесформенную воронку. Если бы произошел взрыв, то большая часть Георгиевского зала и соседних с ним помещений были бы безвозвратно утеряны. На чердаке также была найдена неразорвавшаяся термитная (зажигательная) бомба весом в 1 кг.

С ноября 1941 г. гитлеровцы, учитывая малую эффективность зажигательных бомб, перешли исключительно на фугасные бомбы. Фашистская авиация в этот период, ввиду близости своих войск к Москве, участила налеты. Бывали дни, когда случалось по 5-6 тревог в сутки.

В первой половине 1942 г. бомбардировки продолжились. 6 марта были сброшены три фугасные бомбы. Бомба весом в 500 кг упала около Набатной башни, близ Спасских ворот, и попала в щель, где укрывались восемь бойцов полка специального назначения. Взрывами также был причинен ущерб ряду зданий на территории Кремля.
Частично разбирать маскировочные конструкции начали уже во второй половине 1942 года, когда налеты вражеской авиации на столицу стали не такими интенсивными. Одной из самых серьезных проблем, с которыми столкнулись реставраторы после демонтажа маскировочных покрытий, стало восстановление первоначального покрытия куполов кремлевских соборов — на них наносили серую краску, и она настолько въелась, что пришлось использовать специальные химикаты для ее удаления. Окончательный демонтаж всех ложных конструкций в центре столицы был осуществлен только непосредственно перед другим знаменательным парадом — послевоенным, прошедшем в Москве в июне 1945 года.

«Родина, 2017, № 5»

Рубрика «Давайте вспомним про войну»

«Давайте вспомним про войну»

Жителям республик западной части СССР пришлось фактически жить в другой стране после того, как их территории оккупировала гитлеровская армия. Более 70 млн. граждан осталось на захваченных территориях. Не покидая родного дома, эти люди вдруг оказались за границей. В их новом мире были другой язык и жестокие законы.

Это была не жизнь. Скорее – выживание. Уже на второй месяц войны, 28 июля 1941 года, вышел приказ рейхсминистра Тодта об использовании труда советских граждан на самых тяжелых физических работах. В нем, в частности, писалось: «На русской территории… использование рабочей силы нужно главным образом осуществлять в порядке трудовой и гужевой повинности без какого-либо вознаграждения».

При этом населению постоянно внушалась мысль, что все эти трудности являются временными, поскольку они вызваны войной.

Но война не оказалась для гитлеровцев молниеносной. Для местной рабочей силы, привлеченной оккупантами, с конца 1942 года практиковалась выдача продовольственных пайков в форме производственного питания. Ни о каких денежных выплатах речь не шла, более того, за невыполнение заданий люди могли лишиться и этого продовольствия.

Немцы прекрасно понимали, что завоевание территории вовсе не означает послушание от жителей этих территорий. Они были готовы ко всяческим диверсиям и саботажу и принимали различные меры по обеспечению порядка и дисциплины. Указы немецких военных начальников гласили, что послушания необходимо добиваться путем запугивания и не бояться прибегать к самым крайним и жестоким мерам. В качестве ограничительных мер фашисты ввели:
- строгий учет местного населения, все жители должны были зарегистрироваться в полиции;
- не разрешалось покидать место постоянного проживания без специального на то разрешения;
- строго соблюдать все указы и постановления немецкой стороны;
- любое нарушение могло повлечь за собой повешение или расстрел.

Однако эти ограничения не описывали всех запретов, которые налагались на местных жителей. К примеру, расстрелять могли любого, кто осмелился подойти к колодцу, из которого пили воду немцы.

Был отдан приказ расстреливать переодетых солдат, которых якобы можно узнать по специфической короткой стрижке. Без предупреждения стреляли в любого, кто шел к передовой линии, за подозрение в шпионаже или партизанстве – расстрел.

Из 70 млн человек, оставшихся на оккупационных территориях, каждый пятый не дожил до мая 1945 года.

«Дилетант», 2020, № 53

Рубрика «Давайте вспомним про войну»

«Давайте вспомним про войну»

Только согласно официальным данным, в ходе Великой Отечественной войны в России серьезно пострадало свыше 160 музеев, и до сих пор доподлинно не известно, скольких культурных ценностей лишилась страна. В этом списке могли оказаться и экспонаты Севастопольского художественного музея, ныне носящего имя своего хранителя - Михаила Павловича Крошицкого (1894 - 1972).

Михаил Павлович возглавил Севастопольскую картинную галерею в 1939 г. Два года он занимался галерейными делами, писал картины, пока не наступила осень 1941 года.

Крошицкий пытался добиться от руководства города решения об эвакуации фондов картинной галереи. Это разрешение ему не дали и пригрозили расстрелять как паникера. И тогда Михаил Павлович принимает решение, которое могло стоить ему жизни. Ночами он бродит по городу, выискивая в разбомбленных домах деревянные обломки, приносит их на работу и тайком сколачивает ящики, куда упаковывает тысячу наиболее ценных картин. Таких ящиков получилось более ста.

Две холодные ноябрьские недели Михаил Павлович жил на пристани, не отходя ни на шаг от ящиков с картинами. Он просил командиров кораблей о помощи, он их уговаривал и ждал, ждал и надеялся, что ему дадут разрешение на эвакуацию, он заберет свою жену с двумя детьми и маму.

В ночь на 12 ноября 1941 года дали место на военном транспорте и 15 минут на погрузку коллекции. Под обстрелом матросы в спешке кидали груз в трюм, последние ящики забрасывали уже на палубу отходящего корабля, несколько ящиков и личные вещи художника упали в воду и утонули.

Через два дня судно, отбившись от вражеской авиации, благополучно причалило в Батуми, где М. П. Крошицкому удалось пристроить ящики в помещении православного храма. Здесь в Грузии он получил телеграмму о гибели семьи. Только в 1943 году Михаил Крошицкий узнает, что жена Нина Ивановна и дочь Оксана живы, погибли мать Крошицкого и восьмимесячный сын.

С тяжелым грузом на душе Михаил Павлович продолжал заботиться о коллекции. И тут ему поступает предложение навсегда остаться в Батуми, и подарить городу картины. Крошицкий отказался - картины принадлежат Севастополю. По сути, ни в Батуми, ни далее в Тбилиси и в Баку, в хаосе войны его груз был никому не нужен. Полгода мытарств и безнадеги. Он опух от голода, заболел водянкой.

Наконец начальник станции дал Крошицкому вагоны «…чтобы с его станции убрался этот сумасшедший из Севастополя».

Так он и ехал в никуда - без документов, денег, теплой одежды, еды. Его высаживали на полустанках, выбрасывали его ящики, он жил в степи, его спасали незнакомые люди, подкармливали. Иногда везло - отправляли экспонаты по «железке» дальше. За дверью вагонов мелькали Туркмения, Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, Казахстан, Алтайский край. Он просил, он требовал от местных властей принять галерею на временное хранение, ему везде отказывали, и Крошицкий ехал дальше.

И казалось, не было конца испытаниям, и, похоже, счет его жизни шел уже на дни, пока в Ташкенте его не снабдил карточками, деньгами и одеждой уполномоченный по делам культуры из Москвы и посоветовал ехать в Томск.

Через 13 месяцев полного одиночества, проехав больше 11 тыс. километров, 8 января 1943 года вагон с картинами прибыл на станцию Томск. В Томске было 43 градуса мороза. Начали открывать вагоны и в одном из них обнаружили обмороженного Крошицкого. Как пишет сам Михаил Павлович: «Полуживого меня извлекли из вагона солдаты. Температура у меня была под 40, так как я захворал крупозным воспалением легких и воспалением почек, руки и ноги были сильно обморожены». Но Томск на самом деле оказался для галереи из Севастополя счастливым финалом.

Едва подлечившись, Михаил Павлович занялся реставрацией привезенных картин, часть из которых не выдержали жестокой одиссеи: старинные краски стали сыпаться, появился грибок. Туда же в Томск были эвакуированы картины из Ясной Поляны, принадлежавшие Льву Толстому. Крошицкий помогал реставрировать и эти картины, отремонтировал коллекцию ружей писателя.

Неутомимая натура, он сразу окунулся в кипучую деятельность: участвовал в выставках, читал лекции, исполнял заказы воинских частей и товарищества «Художник», был избран замом председателя Томского союза художников.

В 1945 году Крошицкий повез картины домой в Крым, в Симферополь, так как Севастополь лежал в руинах. А в 1956-м он организовал возвращение коллекции в родной город. На посту директора севастопольской галереи Михаил Павлович трудился до 1958 года.

27 ноября 1991 года Севастопольскому художественному музею было присвоено имя Михаила Павловича Крошицкого.

«Юный художник», 2020, № 1

Рубрика «Давайте вспомним про войну»

«Давайте вспомним про войну»

Великая Отечественная война - время суровых испытаний для всего нашего народа. Библиотеки внесли свой вклад в общее дело победы - в тяжелых условиях военного времени тысячи библиотекарей показали пример героического самоотверженного труда.

Особое мужество проявили сотрудники библиотек г. Ленинграда во время его обороны. В апреле 1943 г. газета «Правда» писала, что ГПНБ им. Салтыкова-Щедрина «стала неотъемлемым звеном в обороне города».

Почти трогательно выглядят сегодня запросы последних предвоенных дней. 17 июня 1941 г. житель ст. Масельская Карело-Финской ССР В.З. Алексеев обращается в Публичку: «За отсутствием в нашей местности энциклопедии прошу не отказать сообщить, как объясняется по-русски иностранное слово "психопат". Остаюсь в ожидании ответа».

Письмо было зарегистрировано 21 июня 1941 г. Ответ на двух листах направлен уже 4 июля...

А на второй день войны, 23 июня, поступает запрос с киностудии «Ленфильм»: «...получено срочное задание выпустить для Красной Армии и широких масс трудящихся Советской страны ряд короткометражных агитационно-пропагандистских художественных фильмов, разоблачающих лицо современного фашизма. В связи с чем студии необходимо в максимально короткий срок собрать в библиотеках города Ленинграда и предоставить в пользование авторам сценариев разнообразный материал...»

30 июня: «Просим выдать во временное пользование для занятий читателей книгу «Герметические двери для убежищ».
10 июля: заказ на подборку книг по вопросам организации походных (передвижных) ремонтных автомобильных колонн.
7 августа: заявка от оргсудпрома Ленинграда на библиографию по производству патронов (гильз) для снарядов.
13 августа: запрос на литературу по лечению газовой гангрены на русском, немецком, французском языках.

Со списка книг, составленного библиографом публичной библиотеки, начиналось производство многих видов оружия и боеприпасов, освоение многих методов строительных работ, новых продуктов питания.

Главной задачей было сохранить книжные фонды, и все сотрудники библиотеки, независимо от возраста, здоровья, занимаемой должности участвовали в этой работе. Обслуживание читателей осуществлялось даже в лютый мороз, в отсутствии света.

Из отчета о проделанной работы библиотекой в 1942 году:
«Несмотря на исключительно неблагоприятные условия работы, значительную убыль кадров и их тяжелое физическое состояние, - работа не только не замерла, но и шла таким образом, что библиотека в числе немногих действующих научно-исследовательских организаций города стала необходимым звеном в его обороне. За 1942 год в читальном зале было обслужено 1449 новых читателей. За 8 месяцев посещаемость составила 9588 человек, больше всего в декабре - 1398 человек (это был самый холодный месяц первого года блокады, люди приходили читать и греться). Из основного фонда и подразделений библиотеки было выдано 36402 томов».

Библиотека работала. Но правильнее сказать - защищала сокровища Родины. Ее сотрудники несли дежурства на «вышке»- крыше знаменитого корпуса на углу Невского проспекта и Садовой улицы, заготавливали дрова во дворе, восстанавливали коммуникации (из протокола совещания при дирекции Публички – «на 1944 год намечены работы: восстановление теплосети и водопровода, фасадов, остекление окон, требуется 2000 кв. м стекла...».

Библиотекари честно трудились, стараясь, по возможности, помогать фронту, несли людям тепло и свет, что тоже было необходимо в тяжелую годину Великой Отечественной войны.
(Родина, 2020, N 5)

Рубрика «Давайте вспомним про войну»

«Давайте вспомним про войну»

В годы Великой Отечественной войны в рядах Красной Армии наравне с мужчинами сражалось около 600 тыс. женщин. Более 90 участниц войны были удостоены звания Героя Советского Союза, более 100 тыс. награждены орденами и медалями. Много женщин было и в авиации: летчицы, штурманы, стрелки радисты, механики.

Дочь лесничего Валя Ступина закончила школу в Ставрополе в 1937 году. С самого детства она мечтала о самолетах, поэтому поступила в Московский авиационный институт. Когда началась война, известная летчица, Герой Советского Союза Марина Раскова сформировала легендарный женский легкобомбардировочный авиаполк, который немцы называли «ночные ведьмы». Их «небесные тихоходы» - бипланы У-2 – были созданы для мирных целей, но оказались кошмаром для солдат вермахта. Летали они только ночью, с приглушенными моторами, почти бесшумно, бомбы бросали с минимальной высоты, то есть наверняка. Недаром даже за один сбитый У-2 причитался крест и награда в 2 тысячи марок.

В один из 60-ти таких авиаполков – 46-й гвардейский, полностью женский – и поступила в 1942 году Валя Ступина. Командир полка писала: «С мая 1942 по август 1943 года воевала с нами эта волжанка. Очень умная, целеустремленная, девушка. Прекрасный человек, знающий штурман. Совершила около 15 боевых вылетов. Среди первых десяти награждённых медалью «За отвагу» была Валя. За большие организаторские способности она была назначена начальником связи полка. Это очень трудная задача, ведь начальник связи обеспечивал передачу приказов командира дивизии, обеспечивая взаимодействие самолетов с пехотой, с артиллерией. Валя сразу согласилась на эту работу, долго плакала, очень хотела летать, но приказ есть приказ. Отлично справлялась. Тяжелобольная, она не хотела уезжать в госпиталь, боясь отстать от своего полка…»

Ранение и тяжелая болезнь не оставила Валентине шансов: красавица и певунья ушла из жизни 22 августа 1943-го в возрасте 23 лет. Похоронена в Ессентуках, где лечилась в госпитале.
Хоронили Валю всем полком, со всеми воинскими почестями. Вызванная телеграммой мать не успела на похороны, но командир 46-го гвардейского ночного бомбардировочного полка Евдокия Давыдовна Бершанская встретила её с поезда и лично отвезла на гражданское кладбище. Домой Полина Андреевна вернулась на военном самолете: подбросили лётчики соседнего штурмового полка.
Начальник архива госпиталя, написал в письме в клуб «Память»: «Правильно будет говорить, что Валентина Ступина погибла, так как на войне погибали не только от пуль и взрывов, но и от болезней, от изнурительного труда, от холода и других бедствий военного времени...»

Газета «Площадь Свободы», 2002, 21 августа, 2015, 13 мая.

Рубрика «Давайте вспомним про войну»

«Давайте вспомним про войну»

Имя Виктора Николаевича Кувшинова украшает историю нашего города. В 1942 году его, только что закончившего среднюю школу, призвали в армию на Закавказский фронт. Здесь на подступах к Туапсе у горы Семашко он и принял первый бой.

Самый памятный бой для Кувшинова, разделившего его жизнь на две части, на «до» и «после», был 10 апреля 1945 года под городом Кольбергом на берегу Балтийского моря. Виктор Николаевич вспоминал: «День был обычный, со всеми тяготами войны. Немцы начали на нашем участке наступление. Пока подоспело подкрепление, мне с небольшой группой солдат пришлось удерживать рубеж, отражая яростные атаки гитлеровцев. У немцев были превосходящие силы. Нависла угроза прорыва. Я лег за пулемет. Когда заложил уже четвертую ленту, рядом начали рваться гранаты: немцы окольными путями прорывались к нашей огневой точке. Раздумывать было некогда, я стал на лету хватать гранаты и бросать их обратно, в окопы врага. Потом... взрыв.

Сгоряча я хотел было снова лечь за пулемет, но силы оставили меня. Не помню, сколько времени прошло, пока подоспело подкрепление».

Вечером в госпитале хирург наложил на лицо героя 30 швов, но с руками ничего поделать было нельзя. Их пришлось ампутировать: правую - выше локтя, левую - немного ниже. До победы оставался месяц.

«...В четырех стенах больничной палаты я увидел конец мира. Терзало состояние беспомощности. В 22 года хотелось думать о жизни. О любви. К тому же кончилась война. Многие мои товарищи, даже из тех, кто недавно лежал рядом со мной в госпитале, давно уже дома. А что теперь ждет меня? Кому я нужен?»

Началась каждодневная упорная психологическая борьба за возвращение в жизнь. До войны Виктор играл на пианино, аккордеоне, гитаре, балалайке, неплохо рисовал, занимался фотографией. Теперь взять ложку - проблема, застегнуть пуговицу - тоже проблема, жизнь - из одних проблем.

Виктор приехал в Ставрополь, где его ждала мать Евдокия Семеновна. С ее помощью он начинает учиться жить. Еще в госпитале, добившись отдельной палаты, он вставлял карандаш между ног и учился писать. Когда научился, то в голову пришла простая мысль: «Как я буду писать при людях?» Пришлось брать карандаш в зубы и снова пришлось учиться писать. На это ушло несколько лет.

Овладев письмом, Виктор Николаевич берется за кисти. Первой его копией была картина Шишкина «Утро в сосновом лесу». Но просто копии вскоре его перестают удовлетворять, и он пишет самостоятельную портретную работу.

В 1964 году Виктор Николаевич поступает в вечернюю школу, а затем - на вечернее отделение политехнического института. Решил стать инженером-строителем.

Учась в институте, он получает из посольства Польши в Москве толстый официальный пакет. В нем сообщалось, что Кувшинов В. Н. за храбрость, проявленную при освобождении Польши от немецко-фашистских захватчиков, награжден высшими военными наградами: орденом Велитури Мелитари, золотым крестом Грюнвальда и несколькими другими наградами. Маршал Польши приглашал Кувшинова приехать в Варшаву для получения наград и посещения памятных мест. Теперь к высшим советским наградам - орденам Ленина, Боевого Красного Знамени, Красной Звезды и Отечественной войны - добавлялись польские ордена и медали.

В 1980 году Виктора Николаевича не стало, но остались людям его картины, конструкторские разработки и жизнь, похожая на каждодневный подвиг.

Газета «Площадь Свободы», 1997, 8 мая.

 Рубрика «Давайте вспомним про войну»